Site icon Все о психологии

Стать стержнем, чтобы семья не прогнулась под тяжестью горя. Юрий Соленов — об утрате, отцовстве и любви

Он вырастил пятерых детей и вдохновляет отцов всей страны

Ольга Кожемякина

9 сентября, 2020

«Я стоял в Иерусалиме у Стены Плача. Молился о семье и о чем-то мечтал. И вдруг приходит сообщение на телефон: “Коля погиб”», — рассказывает Юрий Соленов. Отец пятерых детей, дед семерых внуков и исполнительный директор общественной организации «Союз отцов» рассказал «Правмиру» о трагедии и потерях, преодолении кризиса и роли отца в семье.

— Кто такой отец?

— Отец, папа, папочка — тот, кто дает своей семье чувство безопасности. Формирует семейные традиции и чтит их. Он не просто приносит домой деньги и демонстрирует, что обеспечил семью, а в полной мере участвует в ее жизни. 

Это не просто сильный мужчина с мускулами и не тот человек, который никогда не плачет. Он готов понять проблему, вникнуть в нее, подставить плечо, поддержать жену и детей. И делает он это не тогда, когда появилась свободная минута, а когда его семья в нем нуждается. Если это происходит прямо сейчас — значит, прямо сейчас.

— Вы упомянули про мужчину, который не плачет. Он должен быть все время сильным?

— Невозможно говорить: «Я соболезную и готов оказать всяческую поддержку», — а в это время у тебя стеклянные глаза.

Я не знаю, как должен мужчина себя преодолеть, чтобы сдержать слезы рядом с горем близких людей. Плакать — в этом ничего плохого нет.

В моей жизни были обстоятельства, когда пришлось взять себя в кулак и нести ответственность перед большой семьей. Хотя внутри все плакало.

Четырнадцать лет назад — тогда мы еще жили в Набережных Челнах — у нас погиб 11-летний сын. Это была совершенно неожиданная трагедия. Я находился в паломнической поездке в Иерусалиме. Стоял у Стены Плача, со своими желаниями обращался к Богу, какие-то мечты у меня были, какой-то полет мыслей, я думал о будущем. И тут на смартфон пришло сообщение: «Коля погиб».

«Рядом с нами жил ангел»

Я не мог поверить — в особенное время для меня, в особенном для всего мира месте… Не верил, стоял и говорил себе: «Не может этого быть. С нами не может такое сейчас произойти».

Свернул поездку, вернулся домой. Нужно было держать себя в руках, чтобы принимать ключевые решения для своей семьи: мы продолжаем жить для своих детей, мы продолжаем жить друг для друга. Главный фундамент — любовь. Трагедия не должна повлиять на любовь к детям. У нас остались четыре дочки.

Мне тогда нужно было твердо для себя принять решение взять себя в руки, не распустить нюни, не корить судьбу и не винить таксиста, который проехал на красный сигнал светофора. Искать виноватых? Ни я, ни супруга об этом не думали тогда и не думаем сейчас.

От мужчины очень многое зависит. Он может быть стержнем, может сделать так, чтобы семья не прогнулась под тяжестью горя, а продолжала двигаться дальше.

— У Коли шансы были?

— Все произошло очень быстро, на глазах у младшей дочери. Трое наших детей — Коля и две его сестры — возвращались от бабушки с соседней улицы. Путь пролегал через безопасный, оборудованный светофором пешеходный переход на перекрестке с разделительной полосой. Подошли к нему, дождались, пока загорится зеленый свет, начали переходить дорогу и не заметили автомобиль. На третьей полосе одностороннего движения, когда уже прошли большую часть дороги, водитель сбил их. Очевидцы говорят, на высокой скорости — около 80 километров.

От удара средняя сестра отлетела к бордюру. Может быть, ее оттолкнул брат, а может, тело брата по инерции вытолкнуло ее из-под колес автомобиля. Удары от капота, крыла автомобиля прошли по касательной. Потом был удар о бордюр. Перелом ключицы, бедра, ноги, черепно-мозговая травма.

Сын оказался по центру движения автомобиля. Водитель не нажал на тормоза. На большой скорости автомобиль его подмял и шансов никаких не оставил.

Остаточный пульс у Коли еще был, пока они ехали в больницу, но по приезде в приемный покой врач констатировал смерть и его повезли в морг. Черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью.

Тогда у нас было уже пятеро детей. Коля — второй. Я всегда говорил, что у меня четыре дочки и лапочка-сыночек. Не хочу идеализировать его, но такое ощущение было, как будто мы 11 лет прожили с ангелом. Иногда он нас корректировал, выдавал решения, которые необычно слышать от ребенка. Мы переглядывались и думали: «Ребенок разве способен такое сказать?»

Обычно не позволяем себе ругаться при детях, и, если вдруг повышенные интонации появлялись, они сразу замечали. Сын как-то подошел и сказал: «Знаете, так нельзя относиться друг к другу». Мы пытались доказать свою правоту каждый, а он разрешил этот конфликт одной фразой. Мог сказать и о внешности, когда, например, видел рваные шорты или майку: «Так не надо идти на улицу».

«Стоп, у нас уговор — не винить друг друга»

Юрий Владимирович говорит, что время не лечит и боль остается. Но есть способ поддержать себя и свою семью — помогать другим. Это семья Соленовых начала делать еще до того, как потеряла Колю:

— Когда жили в Набережных Челнах, долгое время занимались доставкой товаров первой необходимости. У нас самих большая семья, много детей маленьких. Мы в 90-х годах столкнулись с проблемой нехватки детского питания, подгузников, других качественных товаров. Особенно остро стоял вопрос, чтобы эти товары мама могла получить, не отлучаясь из дома.

Тогда возникла идея организовать службу доставки — заказы по телефону. 13 лет именно этим и занимались. Многодетным делали специальные скидки, помогали инвалидам, пожилым людям, которые нуждались в поддержке. Оказывали посильную помощь, хоть бизнес и не был большим.

Когда сына не стало, идея помощи другим стала еще ближе. Возникла идея создать материнский паспорт — продукт, который качественно бы отражал амбулаторное обследование беременной женщины. Мы собрали акушеров-гинекологов города и предложили: давайте вместе разработаем качественный медицинский документ, а мы возьмемся за его изготовление, найдем финансы, подготовим качественное наполнение, включим туда интересные и полезные статьи для будущих мам. У нас все пошло.

Тогда думали о том, что есть мамы, которые столкнулись с нежелательной беременностью и пришли в женскую консультацию для того, чтобы сделать аборт. Предлагали врачам выдавать медицинский паспорт всем. Даже просто для того, чтобы сдать минимальные анализы. Возможно, перелистывая его, женщина примет другое решение.

После этого прошло много лет, к нам стали приходить отзывы, что действительно это работает и некоторые мамы сохраняли жизнь ребенку. Таких сообщений не так много. Может быть, тех, о ком мы не знаем, было гораздо больше. 

В этот период у нас и дома все менялось. Психологи, которые приходили тестировать наших детей, обнаружили, что мы выкарабкиваемся из кризиса сами.

Я думаю, что нас вел по этому пути Бог. Все это помогло не ковыряться в своих болячках, не искать крайнего, а развивать свой потенциал.

— Какие слова находили друг для друга? Или они не нужны?

— Однозначно это были разговоры, слова. Бесконечные размышления. Но у нас было правило: не сетовать на жизнь, а делать все, чтобы наши дети прошли через кризис и не разочаровались в нас. Решили, что не будем друг друга винить, не будем искать критических точек, а мы будем делать все возможное, чтобы сохранить, приумножить любовь в семье. На погибшем сыне наша любовь не закончилась.

«Смерть ребенка нельзя пережить». Семья Войтенко — об утрате и любви, которая живет и после смерти

Подробнее

Сын перешел из смерти в жизнь, на самом деле он сейчас уже там, у Бога. Даже есть такая цитата в Библии: «Там, где сокровище ваше, там и сердце ваше будет». Если наше сокровище, наш ребенок, уже на небесах — а в это мы глубоко верим — частичка нашего сердца тоже там. От этих мыслей спокойнее.

Это внутреннее спокойствие, которым мы друг с другом делились. Но тревоги тоже проговаривали. Если вдруг у кого-то возникают тревога и страх, другой находит в себе силы, чтобы поддержать. Этот баланс соблюдаем до сих пор.

В большей степени получается, но мы неидеальны. Если ловим себя на негативе, говорим: «Стоп, у нас есть уговор». Мы сядем за стол, закроем за собой дверь, чтобы дети не видели, как выясняем отношения. Выслушаем друг друга, даже если потребуется три часа. У нас уже глаза слипаются, и завтра рано вставать, но мы будем говорить до той поры, пока не договоримся.

Мы с супругой разные во всем — у нас разные взгляды на воспитание, на комфорт, уют, на отдых… Но всегда проводим досуг и отпуск вместе, не разделяемся.

Знакомы с женой с четвертого класса. После школы поступили вместе в университет, поженились и до сей поры вместе. Я не знаю, как так произошло. Часто нас спрашивают: «Вы устали друг от друга?» Мы говорим: «Как тут устанешь? Постоянно какие-то трудности, их нужно преодолевать». Сейчас у нас семь внуков — мы все живем дружно.

Если ты эгоист, то пойдешь туда, где тебе лучше. Если ты человек, который старается что-то привнести в жизнь другого, наоборот — будешь подталкивать, воспитывать, поддерживать и себя, и ближних. Так, чтобы от тебя получали пользу остальные.

— Как-то все слишком идеально получается. Ни разу не собирались развестись?

— Развестись — это когда уже не о чем договориться и незачем. 

Не хочу надевать на вас розовые очки. У нас были сложности со старшей дочерью. Она связалась в подростковом возрасте с плохой компанией. Я просто запрещал ей всяческие выходы куда-либо в тот период, запирал дверь и говорил: «Нет». Если приходилось ехать куда-то за ней — все бросали и ехали. У нас были все контакты ее друзей. Она злилась, устраивала истерики, скандалы. 

Сейчас выросла и поняла: так было правильно.

— Кризис подростковый миновал, и все наладилось.

— У нас есть друзья и знакомые, у которых не все так гладко. Помогаем. Нельзя бросить человека, когда он в беде. Тем более, в семье. Нельзя просто махнуть рукой. Ребенок не может сам себе желать, чтобы у него все было плохо. Он может оступиться по незнанию. А ты же взрослый — должен помочь.

Сейчас все дочери взрослые уже. Екатерине 30 лет, Анне 24 года, Надежде — 23, Эвелине — 18.

Дочь встречала у порога и клала голову на плечо

— Многодетная семья. Случайно получилось или все запланировано?

— Помню, как мы в юности с будущей супругой мечтали. Я говорил: «У нас будет три мальчика и две девочки». Она на меня смотрела и говорила: «Нет, что ты».

Когда семья стала увеличиваться, было трудно. Но во мне всегда сидело то, в юности рожденное желание — быть отцом большого семейства. Супруга соглашалась со мной, и мы приходили к обоюдному решению. Я восхищаюсь ею: рожала троих погодок. Между первым и вторым у нас пять лет, между четвертым и пятым — тоже пять, как-то вроде и передохнули.

Классно, что трое средних — погодки, они всегда были вместе. И старшая заботилась о младшей, ей было прикольно, потом все вместе заботились о младшей.

Было весело смотреть, как они учили друг друга читать, как соревновались в чем-то: отказаться от подгузников и учить друг друга ходить на горшок. Наше дело — создавать атмосферу любви и понимания, а дети друг за другом — вместе все. Учатся рисовать тоже весело: туловище, ноги, голова. Это прикольно.

— Про атмосферу любви и внимания. Жена, у которой столько дел каждый день, муж, который зарабатывает. Создать атмосферу — это же труд. Все получалось естественно, не напрягало?

— Сложно, конечно. Это не текст на бумаге, где написано, как должно быть. Это жизнь, практика, в которой постоянно сталкиваешься с подводными камнями, даже если наверху гладь. Когда ты спотыкаешься — больно.

Но любовь — это решение. Влюбленность, эйфория с химическими процессами в организме заканчивается, а решение остается.

Мы, следуя этому решению, не чувствовали его обузой.

Слаженный ли это механизм? Время от времени его нужно чинить, и всегда чувствовать баланс. Может, ты слишком много уделяешь времени бизнесу, общественной деятельности, и нужно потратить больше времени для семьи и для детей. Тогда нужно отложить все и сконцентрировать все внимание на семье. Когда ты это чувствуешь, спасаешь положение. У нас такое бывало, что надо было спасать.

— По мере рождения детей наблюдали себя со стороны? Менялись?

— Мне кажется, я был одинаковым папой для всех детей. Но с рождением пятой дочки осознал себя иначе. Чувство отцовства во мне переродилось. Эта девочка без слов отдавала мне свою любовь. Я ощущал этот круговорот.

Она встречала меня по возвращении с работы с улыбкой, подбегала к двери, протягивала руки, садилась на руки и клала голову на плечо. Могла так сидеть минуту, две. Потом смотрела в глаза и перекладывала голову на другое плечо. Это были такие чувства! Это была такая взаимосвязь, это было такое общение без единого слова, что во мне чувство любви совершенно по-другому заиграло.

Помню, что тогда мы очень много стали читать с детьми книг. Если дети получат пятерки сегодня, то мы с ними читаем две главы, а если вдруг кто-то получил четверку или тройку, то читаем только одну главу. Это было мотивом, чтобы чтение длилось дольше.

«Сынок, я хочу, чтобы ты научился петь»

Своего отца Юрий Владимирович уже похоронил, но воспоминания о нем и сегодня — словно картинки из старого кино. Как забудешь пешие прогулки до рынка, где Юрку тот учил мед выбирать. Что интересно про мед шестилетнему мальчишке? Но отец мог увлечь:

— Попробует мед и деловито скажет: «Ха! Подделка!» Я так удивлялся — откуда он знает? А потом слушал внимательно, как он это определил.

Он был обычным мужчиной советских времен. Сварщик шестого разряда со всеми закидонами, мужскими слабостями. 

Помню, мне было года два или три. Мы идем с отцом, он меня держит за руку — шагаем в одном ритме. Тогда мне казалось, что я быстро иду, а сейчас понимаю, что ему было сложно под меня подстраиваться.

Худшее, что отец может сделать – рассказать детям, как ужасен мир. Правда ли, что самое важное – это авторитет?

Подробнее

Встречаемся с его друзьями, им всем лет по 25, и первое, о чем спрашивают они его: «Кто это?» Он отвечает: «Это Юрка». Его голос и сейчас звучит во мне: «Юрка, мой старший». А младшего тогда еще и не было. «Сколько ему?» — «Ему три». — «О, Юра!» И тогда друзья приседали на корточки, чтобы быть вровень со мной. И, глядя мне в глаза, разговаривали о чем-то. Это было так круто — друзья папы, такие большие дяди, на которых я смотрю снизу вверх, разговаривали со мной на равных.

Потом они шли в пивнушку, и там я говорил: «Пап, пап, пошли кататься на велосипеде. Пап, пошли». А он: «Сейчас, сейчас», — и продолжал стоять с друзьями. Было в этом и положительное, и отрицательное. И то, и другое запомнилось. Они стояли, пили пиво и разговаривали о своих делах, а я в это время нуждался в отцовской любви.

По выходным он водил меня в парк и говорил: «Это самый сложный аттракцион. Подрастешь, обязательно на нем с тобой прокатимся». В советских парках были такие лифты-качели, которые нужно было раскачивать. И вот я подрос, отец говорил: «Ну, что, пойдем?» Помню, как у меня дух захватило от мысли, что я уже вырос! Он раскачал, я говорю: «Давай еще!» Он: «Нет, хватит на первый раз». — «Я хочу солнышко, я хочу провернуть». Провернуть получилось еще лет через пять. Мне тогда уже было лет 16.

В нашем доме лежали гантели и гири. Отец, когда работал во вторую смену, с утра вставал, обливался водой, обтирался холодным полотенцем и «кидал» гирю. Он был спортивный мужик. Потом уже давление и прочее. Я продолжал заниматься гирями, а отец потерял к этому интерес.

— Вы до конца его дней сохранили добрые отношения?

— Развод мамы и папы был для меня очень болезненным, но, когда они разводились, я уже поступил в институт. Мы с супругой выстраивали отношения уже с его новой семьей.

Не хочу идеализировать своего отца, потому что, бывало, он выпивал; бывало, и с мамой ругался, бывало, и меня ругал, как мне казалось, без причины. Тем не менее, научил меня кататься на коньках, держать клюшку, шайбой владеть. Благодаря ему играть в шахматы я научился раньше, чем читать. Он научил меня играть в бильярд. Причем это был бильярд в коммунальной квартире на пятнадцати квадратных метрах. Я диву даюсь, как он умудрился оборудовать его? Откуда принес эти кии?

Папа участвовал в заводской самодеятельности и когда-то побеждал в зональном конкурсе «Алло, мы ищем таланты». Помню, как он выступал на сцене. Однажды отец купил магнитофон и где-то нашел настоящие микрофоны: «Сынок, я хочу, чтобы ты научился петь». Помню, как я учил «У солдата выходной. Пуговицы в ряд…»

— Вы это делали только потому, что хочет папа?

— Он мог увлечь, зацепить. Что мне не нужно было тогда абсолютно — это утренние пробежки. Когда он меня заставлял бежать, на это я реально злился. Когда он меня заставлял подтягиваться: «Давай! Семь, восемь!.. Давай десять раз». Ой, это мне было в лом, как говорит молодежь. Но я делал. Почему? Он купил мопед и говорил: «Будешь подтягиваться, бегать по утрам — я тебе дам прокатиться на мопеде».

Я на этом мопеде один раз прокатился, а потом у него сломалось сцепление. Один раз отец починил его сам в домашних условиях. Взял две табуретки, двигатели положил краями на эти табуретки, потом раскручивал все болты, выбивал сцепление, шпонку, гайку, показывал мне и говорил: «Давай теперь ты сам». 

Мне было 12 лет, и я разбирал двигатель у мопеда в течение двух часов, менял сцепление, обратно его собирал, все заправлял и заливал масло. Уже на раму отец вешал двигатель сам. Потом, когда мне уже было 15–16 лет, для меня это было уже в два счета.

Эх, я как сейчас помню, я рассекал на мопеде, переключая сцепление, первую и вторую передачу, как это было волнительно, захватывающе — настоящий экстрим.

Как поднять отцов с дивана

Юрий Соленов уже семь раз дед, его дети выросли, но вопросы отцовства его по-прежнему волнуют. Иногда кажется, что он идеализирует — общество, людей, время.

— Все сразу не поменяешь. Люди разные. Когда мы приходим в школу на родительское собрание с мужчинами из «Союза отцов», сначала наши идеи могут не воспринимать серьезно и даже критиковать. Мы не по одному ходим, нас несколько таких пап: один доктор, другой спортсмен, третий психолог, четвертый — с завода. Рассказываем, как можно не только называться папой, но и быть им.

Большая семья Ялтанских — секреты счастья и лайфхаки

Подробнее

Сначала они препираются, потом внимательно слушают, а потом говорят: «Мы тоже так хотим, помогите нам это сделать». Мы говорим: «За вас делать ничего не будем. Если хотите, подскажем и поможем, как это правильно реализовать в стенах школы или детского сада». 

Было очень много раз, когда отец вставал и говорил: «Мы с тобой вместе спортом занимались. Ты меня помнишь?» Он уже на спортсмена не похож — пузико, бока отвисшие, и вот он говорит: «Обещаю тебе лично: с завтрашнего дня пойду в спортзал, начну заниматься физкультурой и буду привлекать своего ребенка».

Сомневаюсь, что все так просто — послушал и решил. Где кнопка, которая поднимет папу с дивана? Как она называется?

— Пример для подражания. Одно дело, когда он встречается со своими друзьями в гаражах. А другое дело, когда видит — и не по телику, а вживую — бодрых, подтянутых, вовлеченных пап. Они приводят детей в класс, куда ходит и его ребенок. И те папы так увлечены, что приходят на родительское собрание, подсказывают, поддерживают педагога. Они не просто готовят домашние задания, а вместе с ребенком рисуют стенгазеты, раскрывают таланты своих детей.

Отцу легко, находясь в общении с ребенком, видеть его наклонности, не таскать его по тысяче кружков и факультативов, а выбрать лучший. Протестировать и вести одно, два, максимум три направления, и помогать ребенку реализовываться. Не свои родительские амбиции реализовать, а раскрывать потенциал ребенка.

Здесь отец совершенно по-другому видит свое настоящее и будущее своего ребенка, и он имеет все шансы измениться.

Именно тогда, когда отцы начинают раскрывать творческие способности своих детей и реализовывать их потенциал, переходят на совершенно новый уровень.

Отцов, гуляющих с детьми в колясках, становится все больше. ВЦИОМ в опросе 2019 года показал, что папой быть круто, немало отцов готовы выйти в декретный отпуск. Для них не зазорно заниматься воспитанием ребенка, менять подгузники. Стереотипы уходят в прошлое, взгляд на отцовство меняется.

Молодые отцы готовы с детьми баловаться, проводить с ними много свободного времени. Мужественность в них проявляется именно через отцовство. Их показатель социального статуса в том, насколько успешно ладят с ребенком, вкладываются в его воспитание. Это их образ жизни.

На «Папа-фест» в «Музеон» приходит 15 тысяч родителей. Среди них подавляющее большинство пап. Они играют, заботятся о своих детях. 

Мы сейчас добавили зимний «Папа-фест», он проходит в Ясенево в культурном центре «Вдохновение». Там собираются тысячи пап. Приходят пожилые отцы, которые сначала стоят в сторонке, ребенок его затягивает в процесс, говорит: «Пап, пап, пошли!» Отец сначала чувствует себя неловко, а потом видит — все отцы такие! Все играют, прыгают, скачут, делают поделки, в глине пачкают свои руки, в пластилине мажут свитера, и лица у них измазаны. 

Это круто, они меняются! Я вижу таких мужчин, наблюдаю, как неловкость меняется на вовлеченность. Сейчас другое время.

Юрий Владимирович, а что нужно, чтобы вовлечь отца? Что должно быть импульсом, переключателем? Не у каждого же встроен «механизм отцовства». Может, дело в его личном опыте взаимоотношений с отцом?

— Это и есть тот самый тумблер, о котором вы говорите. Мы часто именно с такого вопроса начинали родительские собрания. И когда проводили школу «Отцовский спецназ» — курсы для отцов — задавали вопрос: «Сколько качественного времени вы уделяете своим детям в день?» А потом еще один: «Как думаете, папа достаточно времени уделял вам?» 

И они практически все говорили «нет», почти каждый испытывал дефицит отцовского внимания. «Хотите изменить что-то в жизни ваших детей?» Здесь у них приходит понимание, они переключаются и спрашивают: «А что для этого нужно?»

Источник

Exit mobile version